Анатолий Эфрос: Дома и в гостях (заметки режиссёра). Часть 5.
Единственный макет, взглянув на который я вздрогнул, был макет Д. Боровского к «Иванову» во МХАТе. В театре декорация получилась, мне кажется, хуже, чем в макете. Тут ветки, закрывающие дом, не в масштабе, и от этого что-то зловещее. Но дело даже не в этом. Дело в том, что Боровский — именно тот человек, который способен сосредоточиваться на конкретном. Общее у него вырастает из необычайной душевной сосредоточенности. Когда он делал декорации к пьесе М. Рощина «Эшелон», он говорил, что это его долг перед памятью матери. Он сам ехал когда-то в таком эшелоне, и его память до сих пор тревожит что-то. И вот он сделал макет, который создан его сосредоточенным чувством, чувством по поводу именно этого конкретного случая, а не потому, что такая мода, течение такое-то и т. д. В том, что он делает, есть конкретное тепло, хотя макеты его жестки, как сухари.
И макет «Иванова» тоже жесток и сух, но в нем есть проникновение в единственное, оттого и сила обобщения. А многие вовсе не озабочены чем-то единственным, они как бы подверстывают свою работу к ряду, своему или чужому. Почему, например, вот этот макет - к «Гамлету», а не к «Сирано де Бержераку»? Непонятно. Тот же каркас, те же тряпки. Стиль художника определен, ясен, заметен, но отчего это именно «Гамлет» -вот в чем вопрос. А Боровский в «Иванове" как будто замер, остановился, замолчал, что-то вспомнил, понял, почувствовал. Оттого это так спокойно, серьезно. Именно спокойно — без суеты, без того, что Чехова сегодня нужно оформлять так, а не этак. Но в этой тихой и спокойной декорации — истинный драматизм.
Вдруг отчетливо ощущаю — мне надоела так называемая «условность», хорошо, что я сейчас буду ставить обыкновенную бытовую пьесу, где можно будет сделать, чтобы люди нормально сидели, читали газету, держали в руках какую-нибудь совершенно ненужную вещь... А на столе стоит немытая посуда, а в углу какие-то щипцы для камина, хотя камина и в помине нет. Я посмотрел, что творится в моей комнате, боже! Чего только нет и что только друг с другом не соседствует. Но как приятно в этом хаосе сидеть вечером, листать какой-нибудь журнал, а в чашке чтобы была, допустим, клюква с сахарным песком. И включен телевизор, и часто звонит телефон, до которого можно дотянуться. Собака тут же бегает. А жена что-то шьет, и на полу полно каких-то лоскутиков. На сцене же всегда пусто-пусто, и приходится актерам стоять друг против друга на авансцене. В одном спектакле, в другом, третьем.
Я хочу, чтобы мальчишка в розовской пьесе вдруг ни с того ни с сего раскрыл зонтик, хотя он сидит в кресле и читает книгу. Ведь мальчишки именно так и делают! Но когда на сцене ничего нет, то ничего и нельзя сделать. Это может быть, и бывает иногда хорошо, но не на всю жизнь. Пусть на сцене будет много ненужного, но того, что вас так часто окружает и составляет нормальный процент жизненной плоти. ...Я нахожусь в городе Миннеаполисе, штат Миннесота, в пустом зрительном зале, перед началом репетиции. Как это ни странно, я репетирую здесь «Женитьбу» с американскими актерами.
Разглядываю все, что вокруг меня, и ничего особенно не говорит мне, что я в Америке. Вот прошел по сцене какой-то мужчина, очень похожий на нашего пожарника с Малой Бронной... И пахнут все театры мира тоже, наверно, одинаково. За стенами — незнакомый, иногда даже пугающий американский город, а тут — такой понятный театральный микромир. И артисты, в общем, такие же, только говорят по-английски. На первую репетицию созвали всех. Ожидали от меня развернутой экспликации. Были несколько удивлены, что я ограничился пятью минутами вступления и сразу перешел к практической работе.
Я предупредил, что будем репетировать по маленьким кусочкам сразу на сцене. Будем работать, как в кино — «по кадрам». Сделаем сегодня как можно точнее несколько мест, завтра пойдем дальше. У нас шесть недель репетиции; за три недели все сделаем, а остальное время будем обкатывать, исправлять то, что при ощущении целого покажется нам неверным. Они удивились, но были, по-моему, очень довольны. Может быть, всегда разговаривать имеет смысл какой-то уже практической канве, а не просто так.